Неточные совпадения
Алексей Александрович рос сиротой. Их было два брата.
Отца они не помнили, мать
умерла, когда Алексею Александровичу было десять лет. Состояние было маленькое. Дядя Каренин, важный чиновник и когда-то любимец покойного императора, воспитал их.
Графиня Лидия Ивановна пошла на половину Сережи и там, обливая слезами щеки испуганного мальчика, сказала ему, что
отец его святой и что мать его
умерла.
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Левина. Это был мир, в котором жили и
умерли его
отец и мать. Они жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.
Он не верил в смерть вообще и в особенности в ее смерть, несмотря на то, что Лидия Ивановна сказала ему и
отец подтвердил это, и потому и после того, как ему сказали, что она
умерла, он во время гулянья отыскивал ее.
Потом, когда он узнал случайно от няни, что мать его не
умерла, и
отец с Лидией Ивановной объяснили ему, что она
умерла для него, потому что она нехорошая (чему он уже никак не мог верить, потому что любил ее), он точно так же отыскивал и ждал ее.
Он сделался бледен как полотно, схватил стакан, налил и подал ей. Я закрыл глаза руками и стал читать молитву, не помню какую… Да, батюшка, видал я много, как люди
умирают в гошпиталях и на поле сражения, только это все не то, совсем не то!.. Еще, признаться, меня вот что печалит: она перед смертью ни разу не вспомнила обо мне; а кажется, я ее любил как
отец… ну, да Бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?
В это время
умер отец его.
И мало того, что осуждена я на такую страшную участь; мало того, что перед концом своим должна видеть, как станут
умирать в невыносимых муках
отец и мать, для спасенья которых двадцать раз готова бы была отдать жизнь свою; мало всего этого: нужно, чтобы перед концом своим мне довелось увидать и услышать слова и любовь, какой не видала я.
— Всего только во втором, если судить по-настоящему! Да хоть бы и в четвертом, хоть бы в пятнадцатом, все это вздор! И если я когда сожалел, что у меня
отец и мать
умерли, то уж, конечно, теперь. Я несколько раз мечтал даже о том, что, если б они еще были живы, как бы я их огрел протестом! Нарочно подвел бы так… Это что, какой-нибудь там «отрезанный ломоть», тьфу! Я бы им показал! Я бы их удивил! Право, жаль, что нет никого!
Пусть видят все, весь Петербург, как милостыни просят дети благородного
отца, который всю жизнь служил верою и правдой и, можно сказать,
умер на службе.
Когда же тот
умер, ходил за оставшимся в живых старым и расслабленным
отцом умершего товарища (который содержал и кормил своего
отца своими трудами чуть не с тринадцатилетнего возраста), поместил, наконец, этого старика в больницу, и когда тот тоже
умер, похоронил его.
Катерина (падая на колена). Чтоб не видать мне ни
отца, ни матери!
Умереть мне без покаяния, если я…
Не казнь страшна: пращур [Пращур — предок.] мой
умер на лобном месте, [Лобное место — возвышение на Красной площади, где иногда казнили государственных преступников.] отстаивая то, что почитал святынею своей совести;
отец мой пострадал вместе с Волынским и Хрущевым.
Но Елена знала, что Харламов — двоюродный племянник Прозорова, что его
отец — ветеринар, живет в Курске, а мать, арестованная в седьмом году,
умерла в тюрьме.
— Милый, я — рада! Так рада, что — как пьяная и даже плакать хочется! Ой, Клим, как это удивительно, когда чувствуешь, что можешь хорошо делать свое дело! Подумай, — ну, что я такое? Хористка, мать — коровница,
отец — плотник, и вдруг — могу! Какие-то морды, животы перед глазами, а я — пою, и вот, сейчас — сердце разорвется,
умру! Это… замечательно!
—
Умерла в Крыму от чахотки.
Отец, учитель физики, бросил ее, когда мне было пять или шесть лет.
— Но, издеваясь над стихами, не издевались ли вы и над идеями представительного правления, над идеями, ради реализации которых деды и
отцы ваши боролись,
умирали в тюрьмах, в ссылке, на каторге?
А
отец был дорожным мастером, потом — подрядчиком по земляным работам, очень богатый, летом этим —
умер.
— На мои детские вопросы: из чего сделано небо, зачем живут люди, зачем
умирают,
отец отвечал: «Это еще никому не известно.
Она рассказала, что в юности дядя Хрисанф был политически скомпрометирован, это поссорило его с
отцом, богатым помещиком, затем он был корректором, суфлером, а после смерти
отца затеял антрепризу в провинции. Разорился и даже сидел в тюрьме за долги. Потом режиссировал в частных театрах, женился на богатой вдове, она
умерла, оставив все имущество Варваре, ее дочери. Теперь дядя Хрисанф живет с падчерицей, преподавая в частной театральной школе декламацию.
— Мне будет стыдно, когда сын живет не там, где
умирает отец.
Но Клим почему-то не поверил ей и оказался прав: через двенадцать дней жена доктора
умерла, а Дронов по секрету сказал ему, что она выпрыгнула из окна и убилась. В день похорон, утром, приехал
отец, он говорил речь над могилой докторши и плакал. Плакали все знакомые, кроме Варавки, он, стоя в стороне, курил сигару и ругался с нищими.
Но мать, не слушая
отца, — как она часто делала, — кратко и сухо сказала Климу, что Дронов все это выдумал: тетки-ведьмы не было у него;
отец помер, его засыпало землей, когда он рыл колодезь, мать работала на фабрике спичек и
умерла, когда Дронову было четыре года, после ее смерти бабушка нанялась нянькой к брату Мите; вот и все.
Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что
умер бедный мой
отец,
И мне тихонько показала
Седую голову — творец!
Куда бежать нам от злоречья?
Подумай: эта голова
Была совсем не человечья,
А волчья, — видишь: какова!
Чем обмануть меня хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я не смела
С тобой сегодня убежать!
Возможно ль?
Что было с ней потом, никто не знает. Известно только, что
отец у ней
умер, что она куда-то уезжала из Москвы и воротилась больная, худая, жила у бедной тетки, потом, когда поправилась, написала к Леонтью, спрашивала, помнит ли он ее и свои старые намерения.
Когда у него
умер отец, он вышел, и я два года его не видал, а через два года встретил на улице.
Затем
умер вскорости и
отец девицы, говорят, от горести, которая и вызвала второй удар, однако не раньше как через три месяца.
Кроме того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким странным, напряженным голосом, что ничего нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде чем улететь на небо и сесть по правую руку своего
отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как велел им проповедывать Евангелие всей твари, причем объявил, что тот, кто не поверит, погибнет, кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд, то не
умрет, а останется здоровым.
Отец его, богатый помещик южных губерний,
умер, когда он был еще ребенком.
Когда
отец твой
умер, на заводах не было ни копейки долгу; оставались еще кой-какие крохи в бумагах да прииски.
Алеша вдруг криво усмехнулся, странно, очень странно вскинул на вопрошавшего
отца свои очи, на того, кому вверил его,
умирая, бывший руководитель его, бывший владыка сердца и ума его, возлюбленный старец его, и вдруг, все по-прежнему без ответа, махнул рукой, как бы не заботясь даже и о почтительности, и быстрыми шагами пошел к выходным вратам вон из скита.
Отец трепетал над ним, перестал даже совсем пить, почти обезумел от страха, что
умрет его мальчик, и часто, особенно после того, как проведет, бывало, его по комнате под руку и уложит опять в постельку, — вдруг выбегал в сени, в темный угол и, прислонившись лбом к стене, начинал рыдать каким-то заливчатым, сотрясающимся плачем, давя свой голос, чтобы рыданий его не было слышно у Илюшечки.
— Ему очень худо, он, может быть, сегодня
умрет, — ответил Алеша, но
отец даже и не расслышал, да и вопрос свой тотчас забыл.
Бог видит, — поднял Иван руку кверху, — может быть, и я был виновен, может быть, действительно я имел тайное желание, чтоб…
умер отец, но, клянусь тебе, я не столь был виновен, как ты думаешь, и, может быть, не подбивал тебя вовсе.
У этих детей
отец и мать
умерли от оспы два года назад.
Отцу Пантелея Еремеича досталось имение уже разоренное; он в свою очередь тоже сильно «пожуировал» и,
умирая, оставил единственному своему наследнику Пантелею заложенное сельцо Бессоново, с тридцатью пятью душами мужеска и семидесятью шестью женска пола да четырнадцать десятин с осьминником неудобной земли в пустоши Колобродовой, на которые, впрочем, никаких крепостей в бумагах покойника не оказалось.
Отец-то у них был человек ученый, сочинитель;
умер, конечно, в бедности, но воспитание детям успел сообщить отличное; книг тоже много оставил.
Ведь чуть в гроб
отца моего не вогнал, и точно вогнал бы, да сам, спасибо,
умер: с голубятни в пьяном виде свалился…
— Я готовилась
умереть, не думая об
отце, и вы не понимаете этого! С этой минуты все Кончено между нами, — сказала она и быстро ушла из комнаты.
Ее резвость и поминутные проказы восхищали
отца и приводили в отчаянье ее мадам мисс Жаксон, сорокалетнюю чопорную девицу, которая белилась и сурьмила себе брови, два раза в год перечитывала «Памелу», получала за то две тысячи рублей и
умирала со скуки в этой варварской России.
—
Отец наш, кормилец, — отвечали люди, —
умрем, не оставим тебя, идем с тобою.
Владимир потупил голову, люди его окружили несчастного своего господина. «
Отец ты наш, — кричали они, целуя ему руки, — не хотим другого барина, кроме тебя, прикажи, осударь, с судом мы управимся.
Умрем, а не выдадим». Владимир смотрел на них, и странные чувства волновали его. «Стойте смирно, — сказал он им, — а я с приказным переговорю». — «Переговори, батюшка, — закричали ему из толпы, — да усовести окаянных».
«И портрет этот достанется врагу моего семейства, — подумал Владимир, — он заброшен будет в кладовую вместе с изломанными стульями или повешен в передней, предметом насмешек и замечаний его псарей, а в ее спальной, в комнате, где
умер отец, поселится его приказчик или поместится его гарем.
Завтра должен я буду оставить дом, где я родился и где
умер мой
отец, виновнику его смерти и моей нищеты».
Как только Татьяна
умерла,
отец взял Асю к себе в дом.
Обед был большой. Мне пришлось сидеть возле генерала Раевского, брата жены Орлова. Раевский был тоже в опале с 14 декабря; сын знаменитого Н. Н. Раевского, он мальчиком четырнадцати лет находился с своим братом под Бородином возле
отца; впоследствии он
умер от ран на Кавказе. Я рассказал ему об Огареве и спросил, может ли и захочет ли Орлов что-нибудь сделать.
Не вынес больше
отец, с него было довольно, он
умер. Остались дети одни с матерью, кой-как перебиваясь с дня на день. Чем больше было нужд, тем больше работали сыновья; трое блестящим образом окончили курс в университете и вышли кандидатами. Старшие уехали в Петербург, оба отличные математики, они, сверх службы (один во флоте, другой в инженерах), давали уроки и, отказывая себе во всем, посылали в семью вырученные деньги.
Отец мой вышел из комнаты и через минуту возвратился; он принес маленький образ, надел мне на шею и сказал, что им благословил его
отец,
умирая. Я был тронут, этот религиозный подарок показал мне меру страха и потрясения в душе старика. Я стал на колени, когда он надевал его; он поднял меня, обнял и благословил.
Так шли годы. Она не жаловалась, она не роптала, она только лет двенадцати хотела
умереть. «Мне все казалось, — писала она, — что я попала ошибкой в эту жизнь и что скоро ворочусь домой — но где же был мой дом?.. уезжая из Петербурга, я видела большой сугроб снега на могиле моего
отца; моя мать, оставляя меня в Москве, скрылась на широкой, бесконечной дороге… я горячо плакала и молила бога взять меня скорей домой».
Говорят, что чувствительный pater familias [
отец семейства (лат.).] Николай Павлович плакал, когда
умерла его дочь!..